abs8192 | Третья сторона медали (с)

Оригинал взят у

Бруклинская больница

Наталья РЕЗНИК, литературно-художественный журнал "ЭТАЖИ"

Я ненадолго пришла в себя, когда сестра, ставившая мне капельницу, сказала:
– Вам повезло. Вы бы уже могли быть на том свете.
– И это вы называете везением! – привычно пошутила я с медсестрой и снова потеряла сознание.
Когда я пришла в себя во второй раз, медсестры уже не было, вместо нее рядом со мной стоял крупный медбрат, который меня с интересом разглядывал.
– Отсоедините меня от капельницы, – сказала я медбрату. – Я ухожу.
– Русская? – спросил медбрат.
– Русская.
– Ну, иди.
Далеко я не ушла. Выход мне перегородил медперсонал больницы во главе с врачом.
– Если вы попытаетесь выйти в эту дверь, – доброжелательно сказал врач, – я позвоню в полицию. У вас гипогликемия, и вы можете умереть в любую минуту.

Тут я разозлилась:
– Может, я хочу от гипогликемии умереть на свободе, а не в вашей паршивой больнице!
– Продолжайте, продолжайте, – улыбаясь, сказал врач, – мы вам сейчас еще и психиатра вызовем.
– У нее суицидальные наклонности, – вставила медсестра. – Она и мне говорила, что хочет на тот свет.
– Как вам не стыдно! – сказала я медсестре. – Я с вами шутила. У вас что, чувства юмора нет!
– Русская? – спросила медсестра.
– Какая разница!
– У русских странное чувство юмора. Как у Достоевского. Особенно, когда напьются.
– Возвращайтесь под капельницу, – велел врач. – Вам там, кстати, будет о чем подумать. Например, где вы и как вы сюда попали.
На самом деле я смутно кое-что помнила и даже догадывалась, что нахожусь в бруклинской больнице, что тут же и подтвердилось; поскольку больница была бруклинская, когда я вернулась к своей койке, в ней уже кто-то лежал. Меня переложили в коридор. В коридоре было весело: между койками бегала совершенно пьяная бомжеватого вида тетка в больничной распашонке и на чистом английском языке кричала: «А вот не поймаете!» Надо сказать, что ее никто и не пытался ловить.
– Интересно тут у вас, – сказала я вернувшемуся с капельницей медбрату.
– Не то слово! – ответил он. – В театр ходить не надо. Я свою работу ни на что не променяю!
– Классная тетка! – добавил он, показав глазами на куролесившую пьяницу. – Да ты не обижайся, ты у нас тоже сегодня интересный случай: доставлена без сознания, а оказалась скандалистка, да еще с алкоголизмом и суицидальными наклонностями. Мы даже поспорили, сколько тебе лет, пока в правах не посмотрели. Хорошо выглядишь для своего состояния!
Медбрат ушел. Сзади послышалось невнятное бормотание. Бормотала на непонятном языке бабка на койке позади меня. Обращалась она явно ко мне, поэтому я повернулась и начала кивать. Кивать было неудобно, мешала капельница, болела шея. Бабка все бормотала и бормотала. Не то на идиш, не то по-армянски, не то по-английски с сильным акцентом. В какой-то момент мне показалось, что я стала ее понимать. «Ты взрослый человек, – говорила она, – приехала сюда читать стихи, сейчас тебя выкликают на поэтическом вечере на букву «Р», а ты лежишь в коридоре бруклинской больницы рядом с бомжами и безумными и даже не размышляешь о смысле жизни. Поэт ты, в конце концов, или нет?.. Русский ты поэт или нет!.. Если не можешь жить по-человечески, то по крайней мере конвертируй это в стихи!..»
Тут бабка сильно дернула за провод капельницы и спросила:
– Russian?
Я сказала:
– Russian.
Бабка сказала:
– Vodka. Moscow. You look like shit.
После чего ее увели в туалет, а я подумала, что жизнь творит с нами чудеса, и, наверно, хорошо, что меня спасли в бруклинской больнице, потому что мало ли что еще в жизни может быть, и не хотелось бы пропустить самое интересное.
И черт с ними, со стихами, в конце концов, какой из меня поэт! И американцы правы: жизнь прекрасна, а кто этого не понимает, того к психиатру.
Последнее, что я видела, перед тем, как меня отключило успокоительное, – это протрезвевшая тетка, одетая в рваные джинсы и футболку, которая на выходе сказала медбрату:
– Бросаю пить!
– До скорого, – ответил он. – Думаю, на следующей неделе тебя сюда доставят, как обычно, если раньше не сдохнешь.
И они оба захохотали. Cобственно говоря, у американцев точно такое же чувство юмора.

Из стихов Натальи РЕЗНИК

Меланхолическое

Милая сторонка,
Лужа у дверей...
Как сказать ребёнку,
Что и он еврей?..

О гордости

Гляжу уверенно вперёд
И всем показываю кукиш.
За просто так меня не купишь!
А больше мало кто даёт.

О старении

Хотя состариться согласна,
Склерозу сдаться не готова,
И детство помню очень ясно,
Не то своё, не то Толстого.

****
Ты мои стихи без интереса
Бросил в угол (до сих пор пылятся).
Хмыкнул: «Неужели поэтесса?
Чем докажешь?»… И пришлось отдаться.

Одностишия.

Поехать согласилась только крыша...

Я всех умней, но это незаметно.

Национальность у меня не очень...

Не вас ли стриг безрукий парикмахер?

Под шубой оказалась не селедка.

Больной, проснитесь! Вас уже вскрывают.

Забудь меня. Сожги мои расписки.

Ты! Жив!? Ты, что, не ел мои котлеты?

Упал кирпич на голову. К чему бы?

Да бросьте: “врач, не врач...” Вы раздевайтесь!

При слабонервных я не раздеваюсь.

Вчера лежу и думаю: “Доколе!..”

И все б сбылось!... Но зазвонил будильник.