(no subject)

нам с тобой никакая война не нужна -
будь ты проклята на хуй, навеки, война!
но когда кто-то хочет убить нас с тобой,
мы ответим - последней зеркальной войной.
с чем придёшь - то получишь в ответ от меня,
добр - улыбку, а зол - то свинца и ремня.

Куда денутся евреи

По пути в Ереван купил в шереметьевском ларьке бумажный номер «Русского пионера» с моей колонкой о российских евреях как исчезающем виде, и о пользе антисемитов для поддержания в отечественном еврействе национального духа. Подумалось, что непременно дам тут ссылку на этот текст, когда его выложат на сайте «Пионера».

Теперь такая возможность представилась, так что даю ссылку. А для затравки — отрывок, проясняющий тему и жанр:

В 16 лет я пришел получать свой первый советский паспорт и написал в анкете «еврей»…
Паспортистка посмотрела на меня странно.
— Зачем вы тут написали «еврей», молодой человек? — спросила она.
— Потому что я еврей, — ответил я первое, что пришло в голову.
— Но вы же можете записаться русским, у вас же мама русская! — настаивала паспортистка неулыбчиво.
— Мама русская наполовину. Я — на четверть. Зачем я буду притворяться?
Паспортистка задумалась, вздохнула, потом посмотрела на меня строго.
— Записавшись русским, вы сможете гораздо больше пользы принести своему народу, — сказала она.
Это была толстая советская тетка за пятьдесят, в буклях и косметике фирмы «Заря». Я не понял тогда и не выяснял впоследствии, кто она была на самом деле: еврейка, желающая уберечь «своего» от неприятностей, или просто приличный человек, из тех, что в разных исторических ситуациях помогали евреям спрятаться. Если помните фильм «Пианист», то там героя спас в Варшавском гетто офицер-нацист. Но спасенный Шпильман никак не отблагодарил своего спасителя. Я тоже ничем не мог отплатить за заботу тетке из паспортного стола. И записался евреем.
(читать целиком)

Наверно, это лучшее, что я написал

Победа, победа... Два людоеда подрались тысячу лет назад. И два твоих прадеда, два моих деда, теряя руки, из ада в ад, теряя ноги, по Смоленской дороге по старой топали на восход, потом обратно. "... и славы ратной достигли, как грится, не посрамили! Да здравствует этот... бля... во всем мире... солоночку передайте! А вы, в платочках, тишей рыдайте. В стороночке и не группой. А вы, грудастые, идите рожайте. И постарайтесь крупных. Чтоб сразу в гвардию. Чтоб леопардию, в смысле, тигру вражьему руками башню бы отрывали... ик! хули вы передали? это перечница..."

А копеечница - это бабка, ждущая, когда выпьют. Давно откричала болотной выпью, отплакала, невернувшихся схоронила, на стенке фото братской могилой четыре штуки, были бы внуки, они б спросили, бабушка, кто вот эти четыле...

"Это Иван. Почасту был пьян, ходил враскоряку, сидел за драку, с Галей жил по второму браку, их в атаку горстку оставшуюся подняли, я письмо читала у Гали, сам писал, да послал не сам, дырка красная, девять грамм.

А это Федор. Федя мой. Помню, пару ведер несу домой, а он маленький, дайте, маменька, помогу, а сам ростом с мою ногу, тяжело, а все-ж таки ни гу-гу, несет, в сорок третьем, под новый год, шальным снарядом, с окопом рядом, говорят, ходил за водой с канистрой, тишина была, и вдруг выстрел.

А это Андрей. Все морей хотел повидать да чаек, да в танкисты послал начальник, да в танкистах не ездят долго, не "волга", до госпиталя дожил, на столе прям руки ему сложил хирург, Бранденбург, в самом уже конце, а я только что об отце такую же получила, выла.

А это Степан. Первый мой и последний. Буду, говорит, дед столетний, я те, бабке, вдую ишо на старческий посошок, сыновей народим мешок и дочек полный кулечек, ты давай-ка спрячь свой платочек, живы мы и целы пока, четыре жилистых мужика, батя с сынами, не беги с нами, не смеши знамя, не плачь, любаня моя, не плачь, мы вернемся все, будет черный грач ходить по вспаханной полосе, и четыре шапки будут висеть, мы вернемся все, по ночной росе, поплачь, любаня моя, поплачь, и гляди на нас, здесь мы все в анфас, Иван, Федор, Андрей, Степан, налей за нас которому, кто не пьян..."



Фото Сергей Тетерин

О НЕДОНАПИСАННОМ.

Поэты пишут о любви и страсти,
Памфлеты на зарвавшиеся власти.
Про чудеса небес и мирозданья,
На гимны есть от партии заданье.
О детях, о войне, и о природе,
О Боге, красоте, и непогоде,
В стихах, порою, притчи излагают,
Пародии и шаржики кропают.
Как Пушкин пишут о младом повесе,
В тот миг я вспоминаю о Дантесе.
И тянется рука за пистолетом,
Сказать спасибо от души поэтам.
Но нет еще ни песни, ни стиха
О митохондриальной ДНК.

Пугает слово. Видимо, большое,
Не знают, может, что оно такое.
И не поют о ней певцы с эстрады,
Сонеты где на музыку ламбады?
Про оды даже вспоминать не смею,
Частушек нет - о чем я сожалею.
Лимерики не пишут, дифирамбы,
Забыли про хореи, и про ямбы.
Душа болит и сердце изнывает,
И Муза, издеваясь, окрыляет.
Поэтикой отвергнутое слово,
А в нем такая ритмики основа,
О митохондриальной ДНК
Писать хочу - не дрогнула б рука.

Захваченная протокариотом,
До-ядерным микробом-идиотом,
Она теперь расскажет нам о Еве,
Праматери живущих - славной деве,
Мелодией интронов и триплетов,
Навеет нам со временем сюжетов.
Как песня кофермент и редуктаза,
Четвертый комплекс чудо оксидаза...
Кодон цепочки славного генома,
Нам дарит наслажденье цитохрома...
Все это не освоено пока,
Иди, поэт, зовет тебя строка!
К той митохондриальной ДНК...


Алексей С. Железнов ©

(no subject)