АНДРЕЙ МАКАРЕВИЧ: ГАДОСТИ ПРО МЕНЯ ИСХОДИЛИ НЕ ИЗ КРЕМЛЯ

Макаревич, странное дело, всегда вызывал у людей очень сильные чувства. И в семидесятые, когда его — классического барда, тихого романтика — травили с непонятным и беспричинным ожесточением. И в восьмидесятые, когда его легализация привела к упрекам в продажности и опопсении. И в девяностые, когда он вел «Смак» — как смеет поэт вести кулинарное шоу? Про послекрымские события можно не напоминать.

Сколько бы я с ним ни говорил — он вроде бы не сообщает ничего сверхнового и ведет себя подчеркнуто мирно, а я всегда подспудно готов, что он — раз! — и скажет нечто невозможное, неожиданное, разрушительное. Откуда это — не понимаю. Видимо, так ощущается талант.

«Они все-таки придумали 25-й кадр»

— Ты опять без диктофона? Неуважение к собеседнику.

— Я все запомню, ты ясно формулируешь.

— Ты запомнишь суть, а не обертоны, не интонации. Неужели тебе это совсем неважно? Плевок в лицо...

— Андрей, у меня это профессионально поставлено. Зато я не знаю нот, тебя же это не удивляет?

— Чему тут удивляться? Я тоже не знаю.

— Неправда.

— Хорошо, знаю, но не люблю.

— Я пришел к тебе на самом деле со сложной психологической проблемой.

— Вискарика?

— Не поможет. Ты понимаешь, я перестал понимать, что, собственно, не устраивает меня в эпохе. Принюхался, как говорится.

— У Жени Маргулиса есть хорошее словцо — «привонялся». Что касается моих ощущений, меня не устраивает — и продолжает не устраивать — дикое нагнетание злобы, культивирование агрессии в людях, причем по любому поводу. Мне начинает казаться, что все-таки изобрели 25-й кадр и он зомбирует. Телевизор вызывает опасение, как зверь в углу...

— Ну так выброси его, как я выбросил!

— А как я тогда узнаю о начале ядерной войны?

— Так, может, оно и к лучшему — не узнать-то?

— Нет, иногда приходится смотреть, знать, пытаться понять... У меня нет намерения стоять среди пустыни и кричать о своих недовольствах. Кто думает сходным образом — тот и так все знает, а кто думает иначе — он меня все равно не услышит. Потому что тоже все знает, но знать не хочет. Я буду делать свое дело и по мере сил работать над личной устойчивостью ко всякого рода гипнозам...

— А есть черта, качество, биографическая деталь, не знаю... которая позволяет человеку оставаться устойчивым к этому 25-му кадру?

— Критерий размыт. Это как у Стругацких в «Обитаемом острове»: есть выродки, которые во время облучения чувствуют только головную боль.

— Не думаешь же ты, что это биологическое?

— Нет, хотя чем черт не шутит... Ну, попытаемся навскидку: обычно к пропаганде устойчивы те, кто сам пережил опыт травли, — раз. Это как-то удерживает от проявлений стадности. Два — устойчивы люди, которым хорошо с собой, которые по крайней мере разобрались в себе и не нуждаются для повышения самооценки во внешнем враге. Три — устойчивы люди с хорошим вкусом.

— Ты из какой категории?

— Как бы так сказать, чтобы себя не похвалить... Ну, скажем, я разобрался в себе. Я не жду от себя слишком многого, не позволяю слишком плохого. Кроме того, давно живу.

( Read more... )